Портфель

Дмитрий Игнатьевич сидел в громоздком, старомодном, но очень удобном кожаном кресле по прозвищу «лентяй» и «листал эфир». Так он называл многочасовое пребывание в Интернете.

Всемирная паутина была для него не только увлекательным времяпрепровождением и источником новостей. Она была универсальной сетью ловли идей, радаром слежения за полётом человеческой мысли.

Он искал и оценивал достижения и новинки науки и техники, просчёты и провалы лучших умов в различных сферах бытия, оригинальные взгляды и тенденции, всё то, что могло ему помочь расширить его профессиональный кругозор. И хотя несколько лет назад он передал бразды правления своего небольшого Архитектурного Ателье дочери Маргарите, по субботам они встречались для обмена мнениями. Обсуждали текущие проекты и возможные заказы, особенно проблемы, с которыми они могли бы быть связаны.

Маргарита была настоящей business woman с резким, мужским характером. Благодаря деловой смекалке и въедливости в рабочий процесс она сумела превратить детище отца в преуспевающую архитектурно-строительную компанию, специализирующуюся на реставрации, реновации и малоэтажном строительстве. Высокая, плоская, с коротко стриженными рыжими волосами она никогда не пользовалась косметикой. Одевалась просто, отдавая предпочтение джинсам и строгим, но дорогим итальянским сапогам, в которых ездила на строительные площадки. Поэтому рабочие старались содержать свои объекты в чистоте и порядке. Она никогда не повышала голоса, не употребляла ненормативной лексики. Своё недовольство чем-либо она выражала замысловатой фразой, которая всегда начиналась с «видите ли многоуважаемый (или многоуважаемая). Я вас не только не услышала, но и не увидела. Постарайтесь вернуть мне слух и зрение…» Далее следовал срок исполнения пожелания. Сотрудники её уважали, но не любили. На работе к ней обращались исключительно как к «Боссу», а за глаза называли «сукой». Она знала это, и это ей нравилось. 

При знакомстве с новым клиентом в процессе ритуала обмена визитками и рекламными материалами, она внимательно изучала главное «лицо» заказчика и главного исполнителя. Если чувствовала, что они будут открыты для её идей и деловых подходов, она доставала чёрную перьевую ручку Montegrappa Aviator и вычеркивала «Маргарита Дмитриевна Панина». Вместо этого она каллиграфическим шрифтом выводила «Джинджи». Дело в том, что она ненавидела своё имя. Ненавидела «Риту, Марго, Маргариту, Мару, Тусю, Маргушу», а «Ритуля» с детского сада ассоциировалась со словом «рейтузы». Зато ей нравилось быть Джинджи. Так окрестил её в детстве сосед по лестничной площадке. Однажды она даже объявила маме, Антонине Ивановне, что хочет сменить своё имя. Однако, когда узнала, что «Маргарита» - это был никем не оспоренный выбор Дмитрия Игнатьевича, она смирилась. Отца она боготворила.

Раздался один короткий и один затяжной звонок в дверь. Это был сигнал - пришёл внук, полный тёзка Дмитрия Игнатьевича. «СтаршОй! Это предупредительный выстрел! Чтобы дать тебе время, если ты с барышней, привести себя в порядок и не смущать подрастающее поколение!» - пояснил когда-то Дмитрий–младший. 

- МладшОй! Твой день - воскресенье! Ты что-то перепутал! – громко сказал Дмитрий Игнатьевич, улыбаясь, когда Митя вошёл в квартиру. 

- Я побывал на «Острове Сокровищ» и нашёл настоящий клад. Мне не терпится поделиться с тобой находками! А тётка здесь? 

- Нет. Маргарита предупредила, что задерживается. Её вызвали в школу к директору. Вряд ли из-за обычной плохой успеваемости Катюши. Скорее из-за неудовлетворительного поведения. Она – очень, очень беспокойный подросток. 

- Она - нормальный тинейджер. Со своими тараканами и прибамбасами. Вспомни своё отрочество. Небось и курил втихаря, и выпивал. В общем, не бери в голову. Сейчас я загружу «Кремлёвский паёк» в холодильник, и начну демонстрацию находок!

Дмитрий Игнатьевич не просто любил Митю как внука и продолжателя рода. По отношению к нему его охватывал симбиоз чувств. Если бы не очевидное внешнее сходство Мити с отцом, да и с дедом тоже, Дмитрий Игнатьевич был бы готов поверить слухам, что невестка нагуляла своего единственного сына на стороне. Дмитрий-младший не был похож ни характером, ни поведением ни на одного из известных Дмитрию-старшему родственников. Дмитрий Игнатьевич признавал во внуке незаурядную личность и относился к нему с вниманием, уважением и восхищением. Но в то же самое время Дмитрий Игнатьевич испытывал постоянное чувство тревоги из-за абсолютного непонимания образа жизни и мышления, логики поступков младшего Панина. 

Митя стал единственным в роду финансистом. Не бухгалтером или банкиром, а финансистом. Имея перед глазами жизнь и деятельность драйзеровского Фрэнка Каупервуда, Дмитрий Игнатьевич беспокоился, не совершает ли его внук что-то противозаконное, за что он может пострадать и даже оказаться за решёткой. Дмитрий Игнатьевич был искренне удивлен, когда внук после службы в армии сумел поступить в МГИМО, а после второго курса попасть на летнюю практику солидный международный банк. Банк не только оплатил обучение в магистратуре в Великобритании, но и получение диплома делового администрирования в США. В конце концов в свои неполные 30 лет Митя возглавил инвестиционное направление в отделении банка в Цюрихе. Однако восхищение успехами внука сменялось чувством беспокойства всякий раз, как он видел в руках Дмитрия-младшего два телефона. Красный — официальный банковский, по которому он разговаривал исключительно по-английски даже с русским персоналом. Говорил с улыбкой, спокойно расхаживая взад и вперёд. По чёрному, по прозвищу «боковичок», Митя отдавал по-русски короткие приказы найти, связаться, представить документы, перевести деньги или назначал встречу. 

Митя ничего не читал, кроме профессиональной литературы, не собирал, не коллекционировал, не занимался шопингом. Именно поэтому Дмитрий Игнатьевич был крайне удивлен, что Митя, приехав из Швейцарии в командировку на неделю, первым делом отправился на дачу покопаться в старье. 

После смерти «Отца народов» в стране стали появляться садово-огородные товарищества, призванные помочь обеспечить советских граждан овощами и фруктами, с чем не справлялось государство. Отец Дмитрия Игнатьевича получил 20 соток заболоченной местности в Красногорском районе. Вокруг товарищества был прорыт глубокий и широкий дренажный ров, который вёл к болоту, выполнявшему функции пожарного пруда с карасями. Даже в засушливое лето в этом обводном канале была вода. Поэтому создавалось впечатление, что огородники копошились на острове. Однажды при посадке фруктовых деревьев Димка с отцом нашли две старинные медные монеты – пятак Екатерины Второй 1772 года выпуска, и павловские 2 копейки 1797 года. С тех пор Панины окрестили дачу «Островом сокровищ». 

Когда Дмитрий Игнатьевич обзавёлся архитектурным авторитетом и деньгами, он построил оригинальное шале в виде шестигранника, внутри которого оказался отцовский добротный деревенский сруб. Мансарда была превращена в чердак, куда вела потайная выдвижная из потолка лестница. Здесь хранились семейные реликвии, вышедшие из повседневного обихода вещи, которые не хотелось выкидывать или продавать, не нашедшие применения подарки. На стеллажах и на полу хранились полные собрания сочинений Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, Троцкого, Хрущёва, подшивки журналов «Новый мир», «Иностранная литература», «Америка» с первого до последнего номера, «Крокодил». В папках на завязочках были спрятаны машинописные произведения самиздата и переводы запрещённых в СССР книг. 

- Я полез искать твой бронзовый письменный прибор с двумя чернильницами с крышками, на которых были фигурки оленят, - Митя продолжал кричать из кухни. - Помнишь? Они смотрели на свою мать, которая стояла с гордо поднятой головой как бы на горе? А внутри этой горы была шкатулка для перьев, ластиков, скрепок, карандашей, точилок и другой мелочёвки…

- Бэмби....

- Точно. Мне почему-то захотелось поставить его на свой рабочий стол! «Бэмби» я не нашёл, зато раскопал вот это чудо! 

С этими словами Митя вошёл в комнату, держа в руках непонятный с первого взгляда предмет. Дмитрий Игнатьевич не узнал его, потому что никогда не видел, но слышал о нём от отца. Это был уникальный письменный прибор его деда, сделанный из спаянных между собой неизвестным умельцем разнокалиберных гильз. Этот революционный ансамбль включал в себя чернильницы, стаканы для ручек, карандашей и мелочей, нож для вскрытия конвертов, папиросницу, спичечницу и съёмную пепельницу. Гравировка гласила: «Другу и боевому товарищу Д.И.П. от М.Н.Т. 1918 г.» На похороны деда, Дмитрия Ивановича Панина, на Ваганьковское кладбище осенью 1929 года прибыл командующий Ленинградским военным округом Михаил Николаевич Тухачевский, расстрелянный через 8 лет по делу «антисоветской троцкистской военной организации».

Затем Митя извлёк из кармана большие золотые часы Longines модели 1932 года, которые собирался отправить на ремонт в штаб-квартиру компании в Сент-Имье.

- СтаршОй, но это ещё не всё! Сейчас принесу настоящую жемчужину клада!

Дмитрий Игнатьевич улыбнулся, гадая, что ещё интересного можно было найти среди пыльного хлама, который на его памяти никто ни разу не разбирал. Митя быстро вернулся. Его счастливое лицо закрывал большой кожаный, цвета молочного шоколада, портфель. «Этот будет покруче того, что у английского Канцлера казначейства!»

Дмитрий Игнатьевич, опираясь на подлокотники кресла, собирался уже встать и обнять внука, но увидев портфель, обмяк и вновь грузно опустился в кресло. Не мигая, он продолжал какое-то время смотреть на портфель, затем встал и вместо того, чтобы подойти к внуку, повернулся к окну. Не хотел, чтобы тот увидел навернувшиеся слезы.

- СтаршОй, ты в порядке?

- И да, и нет... младшОй…

- Объяснишь?

- Не сейчас... 

Дмитрий Игнатьевич ухватился за каменный подоконник, упёрся лбом в холодное оконное стекло и уставился в арку дома напротив. События его девятой школьной осени медленно поплыли перед глазами... 

* * * 

Каждое утро Дмитрий Игнатьевич Панин, тогда ещё Димка по прозвищу «пан-волан», ходил через эту арку в школу. Ходил с удовольствием, предвкушая встречу с друзьями и новые ощущения. Школа располагалась недалеко, в 10 минутах несуетливой ходьбы. Однако Димка выходил вместе с отцом ровно в 8:00. Они прощались коротко – Димка чмокал отца в щёку и говорил: «Пока». Отец желал Димке успехов, вести себя прилично в рамках социалистического общежития, несколько секунд смотрел вслед «наследнику», которым очень гордился в душе, и уезжал на работу в поджидавшей его чёрной «Волге».

Раньше при выходе из переулка на главную улицу столицы к Димке присоединялся его дружбан - Сашка Двужильных по прозвищу «Жила». Но год назад родители СашкА развелись и разъехались. Теперь он жил с матерью в районе метро «Студенческая» и приходил в школу с другой стороны. В руках у Димки был простроченный белыми суровыми нитками полупортфель, получемодан. Ему казалось, что все прохожие завидовали обладателю этого «красавца» с двумя блестящими медными замками. Он и сам себе завидовал, особенно после того, как ввели это дурацкое правило сменной обуви ради уважения труда уборщиц. Дети в одной руке вынуждены были нести в наскоро сшитых из подручного материала безобразные мешки с кедами, старыми ботинками или просто домашними тапочками, а в другой - портфели. Но в димкином портфеле была специальная секция для обуви, куда он прятал легкие чешские тапочки для гимнастики (я б через тире в кавычках написал б «чешки»). 

С внутренней стороны портфеля крепилась специальная кожаная сумочка с алюминиевой вставкой для бутербродов. Над одним из боковых карманов красовалась медная дарственная табличка, которая гласила: «Панину Игнату Дмитриевичу по случаю его 40-летия от сотрудников Управления по изучению достижений науки и техники Германии. Май 1949 года. Город Берлин». В портфель свободно помещались практически все учебники и тетрадки, поэтому Димка носил их с собой постоянно, чтобы ничего не выкладывать и забывать дома. От этого портфель был очень тяжелым, и Варвара Александровна, мать Димки, требовала разгрузить его, чтобы у сына не было искривления позвоночника. Но Димка продолжал таскать эту тяжесть, объясняя своё упорство необходимостью «накачивать мускулатуру».

Димка занимался бадминтоном в спортивном обществе «Буревестник» и имел 1-й мужской разряд. Ему очень хотелось стать членом когорты избранных - обладателей серебряного значка «Мастер спорта СССР». Валера Виноградов, с которым они играли пару, лаборант и студент-вечерник Химико-технологического института, сказал, что таких счастливчиков на всю огромную страну не более 80 тысяч. Валерка уже был кандидатом в мастера спорта и, как Димка, мечтал стать настоящим мастером. Однажды после красивой победы в парном разряде на небольшом турнире Валерку подошла поздравить однокурсница. Уходя, она повернулась к Димке и сказала: «А ты можешь стать классным бадминтонистом. Тебе бы мышечную массу только подогнать…». Больше он её не встречал, но за мышечную массу взялся основательно. И портфель играл важную роль в этом процессе. Когда шёл в школу, он на ходу несколько раз подтягивал портфель как гантель максимально высоко сначала правой, а затем левой рукой. Потом вытягивал его на прямой руке то в одну, то в другую сторону. Это было его «ноу-хау», и он гордился своей изобретательностью. 

Время в пути Димка использовал ещё для одного важного дела - окончательного принятия решения, как построить свой день. Об этом он всегда думал в кровати перед сном, потому что ему хотелось многого, а времени было мало. Ему хотелось и в кино сходить с ребятами после уроков на новый фильм, и погонять в футбол на площадке рядом со школой, и съездить с Валеркой в Лужники поиграть с «лохами» в бадминтон на деньги. Да просто хотелось пошататься по Бродвею, как они тогда называли улицу Горького, ныне Тверскую. Раз в неделю у него были подготовительные курсы для поступления в Архитектурный институт, на которых занимался черчением и рисунком. К тому же в Доме Архитекторов открылись курсы для школьников. Там читали лекции по истории искусств, архитектуре, давали задания на какие-то архитектурные фантазии. 

Димка вырос в семье строителей. Отец всю жизнь мечтал быть дирижёром. Но оставшись без родителей с двумя младшими сёстрами на руках, в 18 лет вынужден был пойти рабочим на строительство жилого комплекса на Берсеневской набережной. Это был прообраз «жилья будущего» советского человека, который совмещал в себе квартирный фонд и производственно-развлекательный сектор. Всероссийскую известность этот комплекс получил благодаря книге Юрия Трифонова «Дом на набережной». После окончания института Игнат Дмитриевич достиг больших карьерных успехов в гражданском и промышленном строительстве. Но по вечерам отец включал радиоприёмник и слушал музыку, тихо напевая разнообразные арии. Иногда он приглашал Димку пойти в консерваторию послушать 1-й концерт Чайковского или органную музыку Баха и безумно радовался, когда сын соглашался.

Варвара Александровна пыталась поступить в Архитектурный институт, но начисто провалила экзамен по рисунку. А в инженерно-строительный поступила довольно легко, и долгое время работала на различных строительных объектах, где и познакомилась с будущим мужем. Когда же Димка лет в 10 увлёкся рисованием и стал ходить в изостудию сначала в районном Доме пионеров, а затем и во Дворец пионеров на Ленинских горах, Варвара Александровна решила, что сын должен стать архитектором. Это был бы реванш за поражение, которое преследовало её всю жизнь. Она загорелась этой идеей, и делала всё для осуществления своей мечты. Прежде всего она запретила Димке заниматься спортом в старших классах. «Ты должен тренировать мозги, а не ноги», - сказала она решительно, получив полную поддержку со стороны отца. Вместо бадминтона появились репетиторы по математике и физике, несмотря на то, что сын был одним из лучших в классе по этим предметам у очень сильных учителей. 

Ясным, теплым сентябрьским утром Димка шёл в школу, перекидывая портфель из одной руки в другую и обдумывая, кого бы из репетиторов сегодня проигнорировать. Внезапно кто-то схватил его за высвободившуюся руку. От неожиданности он выронил портфель, остановился и посмотрел вниз. Рядом с ним стояла первоклассница с огромными чёрными глазами. Девочка была маленькая и очень хрупкая, практически прозрачная. Серьёзно глядя на Димку снизу вверх, она не спросила, а просто и твердо заявила:

- Я пойду с тобой до школы. Хорошо?

До входа для младших классов было не более 200 метров. Димка посмотрел по сторонам, чтобы понять, чего могла испугаться эта девчушка. Но ничего подозрительного не заметил.

- Ну что, пошли?

- Пошли.

Девочка шла с высоко поднятой головой, подстраиваясь под Димкин шаг. За плечами у неё был небольшой ранец, а в правой руке – мешок со «сменкой» Когда они проходили мимо подъезда для начальных классов малышка отпустила его руку и побежала к распахнутой двери. Но неожиданно остановилась, повернулась и, улыбаясь, прокричала:

- Я - Беллис! Пока!

С тех пор каждое утро она ждала Димку на углу трёхэтажного дома купца Первой гильдии Василия Пегова, на средства которого был построен знаменитый Спасо-Преображенский собор Николо-Угрешского монастыря, основанного Дмитрием Донским в честь победа на Куликовом поле в Угреше. Беллис бежала ему навстречу, брала за руку и шагала в школу. Они не говорили, кроме коротких «Привет!» и «Пока!» Димка просто не знал, о чём можно было разговаривать с первоклашкой. Рассказать ей о том, как он страдает от задания начертить вазу, чтобы стыков прямых и кривых линий не было заметно? Или о том, как после занятий по рисованию в Храме Святителя Николая в Звонарях идёт с ребятами на Трубную в пивной ларёк, который был установлен между двумя входами в общественный туалет? Или о том, как выиграл 5 рублей в бадминтон и «прокутил» их с Жилой в шашлычной «Эльбрус»? Димка даже не поинтересовался, откуда у неё такое необычное имя, в каком классе учится, кто её классный руководитель, в каком доме она живёт. Ему это было незачем. Да и времени на расспросы не было – 2-3 минуты ходьбы и «Пока!» до завтра. Правда он иногда замечал её, стоящую на лестничном пролёте между 4-м и 3—м этажами, ведущим в гардероб для малышни. Она внимательно следила, как он режется с ребятами в «коробок» у окна или доучивает не выученное. Когда же их взгляды пересекались, она махала ему рукой и убегала вниз по лестнице.

Так продолжалось несколько недель до той злополучной большой перемены, когда Димка впервые подрался с Жилой, своим лучшим другом. Жила был на полголовы ниже Димки, но намного мощнее. Сашка играл в хоккей за юношеское «Динамо», куда устроил его отец, очень ответственный сотрудник Комитета государственной безопасности. В детстве Сашка был перекормлен бабушкой, пережившей голодомор на Украине и превратившей мальчишку в бесформенное, еле передвигающее ноги существо. Отец страстно полюбил хоккей, работая в Монреале под крышей Международной организации гражданской авиации (ИКАО), и мечтал, что сын в один прекрасный день станет русским Горди Хоу или Бобби Халлом. 

Алексей Дорофеевич, так звали отца, организовал пару серьёзных звонков из КГБ руководству подведомственного ему «Динамо», и парня взяли. Но главными козырями Жилы оказались его бесстрашие и высокий порог болевой чувствительности. Сашка ничего и никого не боялся, кроме отца. 

Пан-волан и Жила, который пришёл в школу с фингалом под глазом и распухшим ухом, играли в «коробок» на пирожок с мясом. Когда спичечный коробок после Димкиного щелчка, покачиваясь, должен был встать на короткое ребро, Жила подул, и коробок упал плашмя.

- Ты чё делаешь? Не жульничай!

- Это я–то жульничаю?! - заорал Жила и толкнул Димку. Тот от неожиданности, споткнувшись о свой портфель, упал на паркетный пол. Сашка прыгнул и оседлал своего друга. Он занёс кулак правой руки над Димкиным лицом и был готов нанести удар в левый глаз, как в этот момент коридор пронзил вопль: 

- Не смей!!!!

На крик Сашка резко повернулся голову. И в этот момент Беллис, которая, прижимая к груди Димкин портфель, с разбегу протаранила его. Портфель по случайности оказался лёгким. Шахматы ручной работы, которые Димка принёс в нём, коллективный подарок на день рождения учителю математики, вручили ещё на первом уроке. Девочка сбила Сашку, перелетела через него, проскользила по паркету пару метров, вскочила на ноги. Она свирепо, как разъярённая кошка, защищающая своих котят, смотрела на Жилу. 

- Не смей его трогать! Он ведь твой друг!

Сашка лежал на полу и с удивлением смотрел на девчонку. 

- Это кто? - спросил он.

Димка хотел было объяснить, что это его знакомая, что он доводит её до школы по утрам, но не мог вспомнить ни её имени, ни фамилии, потому что просто не помнил. И он не нашёл ничего лучшего как ответить:

- Не знаю…

Из глаз девочки покатили крупные слёзы, и она, громко рыдая, убежала прочь. 

Прозвенел звонок, и все свидетели этого инцидента разошлись по своим классам. 

После уроков Сашка подошёл к Димке и, несколько смущаясь, предложил:

- Пойдём, покурим что ли…

Заметив колебания и нерешительность Димки, он произнёс слова, которые никто из ребят ещё от него не слышал:

- Ну, прости, я был неправ. Я действительно дул на коробок. Думал, что ты не заметишь….

Они, не спеша, оделись и пошли за гараж, в котором стояла старая представительская директорская «Победа». Там между гаражом и стеной соседнего дома под небольшим самдельным навесом была поставлена скамейка, которую ребята из их класса сделали на уроке труда. Сашка достал из кармана куртки диковинную коричневую пачку «Филипп Морриса», открыл её и протянул Димке:

- Отец привёз из Штатов. Новая пластиковая упаковка. Двойной угольный фильтр. Я у него был…Хотел объясниться… Ну, короче, меня из команды отчислили за «неуправляемый характер» и «неконтролируемое поведение». Дорофеич расстроился, но не очень. У него новая молодая баба, красивая. В общем, она его больше интересует, чем мои успехи в хоккее. Я разозлился на тебя за вчерашнее. Ну за то, что ты нашёл меня в туалете побитым твоими дружками. Я врать люблю, но, когда никто не знает об этом и не может поймать. Я ребятам сказал, что играли с «конюшней» и подрались. Треплюсь и думаю: «А Пан-волан правду знает, а вдруг разболтает? И мне так захотелось тебе врезать по морде…» 

(Продолжение следует)