(Продолжение. Начало здесь)
Глава 40
Почти весь день Греков провел за рулем, он направился в другой конец области, по плохим дорогам кое-как добрался до Дмитрова, там заправил машину, эта процедура заняла всего минут двадцать, очередь шла быстро, на заправке не разрешали наполнять запасные канистры и, главное, работали обе колонки.
Он двинул дальше по шоссе, но вскоре свернул на бетонку, а от нее на проселок к лесничеству.На пути попалась деревня, Греков остановился у магазина, здесь был продуктовый отдел, совсем скромный, и галантерея, побольше. Покупателей не видно, - только старушка болтала с продавщицей, - но и товара не осталось, молоко и хлеб местной выпечки разобрали еще утром, как только завезли, зато завалялись ржаные галеты.
- В лесничество, что ли? - спросила рослая молодая продавщица в белом халате поверх теплого жакета. - Иль к нам в гости? Может, к Надьке?
- Нет, не угадала, - Греков одарил продавщицу фирменной улыбкой. - Я исключительно по делам.
Он взял двадцать банок марокканских сардин, здесь эту дорогую рыбу, по девяносто копеек, никто не покупал, морскую капусту, десять «нарзана», четыре бутылки водки «пшеничная», аккуратно сложил бутылки в спортивную сумку.
- Значит, с водкой по делам ходишь?
- Милая, а какие дела без водки делают?
Мужчина ушел, продавщица вздохнула ему вслед и с тоской посмотрела на старушку. Греков поставил сумку на заднее сидение и пожалел, что не остановился в Дмитрове, там с продуктами получше. Дорога привела в лес, потом в поле, он проехал мимо поворота в контору лесничества, свернул в другую сторону, к дому, где года полтора назад жил один из местных лесников. Тот человек уволился и уехал, на его место Грекову удалось пристроить сводного брата Антона Крапивина, которому тогда нужно было зацепиться хоть где-нибудь, лишь бы выдали справку, что трудоустроен. На случай, если милиция привяжется, что вышел из мест заключения и болтается без работы. В лесничестве Крапивин получил синекуру с неопределенными обязанностями, где можно отсидеться, а летом отправиться на юг, на заработки.
Дом с мезонином, крытый шифером и обнесенный штакетником, кажется, спал, но из трубы все же шел неприметный серенький дымок. На участке было еще много снега. Справа сарай, поленница дров под навесом и темная будка туалета, чуть дальше большой сенной сарай, одна створка ворот открыта, в его полумраке видна незнакомая белая «лада».
Греков открыл ворота, сделанные из нескольких длинных жердин, загнал машину за забор, ближе к сенному сараю. Осмотрел чужую машину, номер московский, «лада» в хорошем состоянии на новой резине. Он вернулся, захватил сумки, поднялся на крыльцо и постучал ногой в запертую дверь. Открыл брат, мужчина лет тридцати семи с длинными русыми волосами и трехдневной щетиной. Голубые глаза смотрели тускло. Он подхватил одну из сумок, прошли в дом. Греков скинул куртку, помыл руки у рукомойника.
* * *
Топилась русская печь, было жарко и душно, пахло подгоревшим луком и вареной картошкой. Он прошел в комнату, чтобы переодеться и застыл в дверях. На разложенном диване, отвернувшись к стене, спал незнакомый мужчина в трусах и желтой рубахе с длинными рукавами. Греков вышел, закрыв дверь, направился в кухню.
У электрической плитки стояла незнакомая женщина лет двадцати пяти с рыжими волосами до плеч, она обернулась на Грекова, улыбнулась и поздоровалась. Он засмотрелся на ее белую кожу, россыпь веснушек, на зеленые глаза и вдруг подумал, что девушка эта - редкой красоты. Он не нашел слов, что-то буркнул сквозь зубы, кружкой зачерпнул воды из ведра, выпил всю и вернулся в комнату, чувствуя усталость, голод и желание выпить. Вытащил из сумки несколько банок консервов и бутылку, не скрывая своего недовольства, сел напротив брата за длинный самодельный стол, на который стопкой поставили несколько чистых тарелок и стаканов, а под салфеткой был нарезанный хлеб. Он открыл банку рыбы и банку морской капусты, торопясь налил грамм сто, выпил в один глоток и немного поел.
- Кто этот мужчина там, в спальной? - шепотом спросил Греков. - И эта рыжая на кухне?
- Просто хорошие приятели, - Крапивин откинул со лба прядь волос, взял чистый стакан и плеснул немного водки. - В субботу и воскресенье мы засели в карты. Под Москвой, в доме одного, ну, человека… Две ночи без сна. Вернулись только вчера, едва отдохнули.
- А чья машина в сарае?
- Моя, в карты выиграл.
- У тебя и бумаги есть? - шепотом спросил Греков.
Он почувствовал, что от злости и волнения перед глазами появились круги, а правая щека стала дергаться. Он налил еще немного и закусил морской капустой. Кажется, стало немного легче. Он сидел на длинной скамье и смотрел в окно на снежную полосу, отделявшую от дома спящий хвойный лес, и старался успокоиться. Было слышно, как в печке потрескивают дрова, а на кухне чем-то гремит рыженькая девица.
- На тачку доверенность есть, - сказал Крапивин. - Ты приехал… Чего-то случилось?
- Так… Потом поговорим. Хотя, чего откладывать. Приехал, чтобы тебя предупредить, кое-что рассказать. Меня допрашивали гэбэшники. Интересовались гибелью той бабы… Ну, ты понял. Они, видимо, забрали дело у милиции. Их изыскания не могли далеко зайти. Иначе меня бы не отпустили. Тебе надо срочно уезжать. Избавься от этой машины. В следующий понедельник будь в Москве. Постараюсь достать билеты на «стрелу» до Питера. Но там долго не задерживайся. Мякишев посадит тебя в самолет, - и в Краснодар. Там поживешь месяц у одного приличного человека.
- Приличного? - переспросил Крапивин.
- Нормального. Только в карты с ним не садись. Он возьмет тебе билет до Сочи.
- Не могу один, - сказал Крапивин. - Я теперь с Кариной.
- Господи… С Кариной… Я с ума сойду.
- И еще, ты должен знать одну вещь. В маленькой комнате один тип. Ну, короче, сначала я должен избавиться от него, а потом от его машины. Его зовут…
- Я не желаю знать, как его зовут.
Греков вскочил на ноги, подошел к двери в маленькую комнату, толкнул ее и оцепенел. В углу, привалившись к стене, полулежал человек с разбитым лицом, одетый в белый свитер, разорванный или разрезанный на груди и залитый кровью. На вид ему было лет пятьдесят с гаком, волосы с сединой спутались и висели грязными сосульками. Руки и щиколотки ног были связаны веревкой. Человек дремал или был в забытьи. Греков прикрыл дверь и сказал:
- Пойдем на улицу.
Он надел куртку, вышел на крыльцо и постоял, стараясь дышать глубоко и ровно. Вышел и Крапивин в тулупе и резиновых сапогах. Они обошли дом, присели на лавочку возле сенного сарая. Стало прохладнее, лужицы схватились тонким льдом, солнце уже готовилось свалиться за лес. Греков смотрел с тоской на небо, словно больше его не увидит.
- Слушай, - сказал он. - Ты понимаешь, чем я рискую? Чего мне стоило сюда добраться? Черт… Это из-за тебя я подставляюсь. Тебя спасаю.
- Только этого не надо, - сказал Крапивин. - Это я подставился из-за твоих баб. Ты не меня спасаешь, а себя. Ты всегда хотел остаться чистеньким, а все дерьмо доставалось мне. Ты стоял в стороне и считал бабки, а я пачкался. Теперь ты заваливаешь сюда и говоришь, что к тебе пришли гэбэшники. И я опять должен куда-то бежать.
- Сейчас не до личных счетов, Антон. Мы же заживо сгнием в какой-нибудь крытой тюрьме на самом краю света, где-нибудь в Казахской степи. Или подохнем в лагере особого режима под Магаданом. Ты это понимаешь?
- Ну, теперь понимаю, - Крапивин усмехнулся. - Ты же просветил.
- Антон, умоляю, сделай мне подарок. Поумней хоть на пять минут. Я достану билеты на твою Карину. Езжайте в Питер вдвоем. Оттуда прямым рейсом в Краснодар. Обещаешь? Ну, пообещай, чтобы мне было спокойно.
- Обещаю. Мы и так собирались куда-то трогаться. На этой белой тачке. Ну, ты прав. Если такой расклад, лучше поездом. Скоро будем в Москве. Ты к себе ночевать приглашаешь?
- Конечно, нет. Господи, ты с ума сошел.
У Грекова снова задергалась щека. Он вытащил ключи на стальном кольце от квартиры на Пятницкой улице, сказал и дважды повторил адрес, объяснил, как добраться, хотя Крапивин хорошо знал Москву.
- А что ты собираешься делать с этим человеком? Ну, который в комнате…
- Тебе нужны подробности?
- На кой черт мне их знать? Избавься от него поскорее, прямо с утра. Только никакого насилия. Договорись с ним, дай денег. Лучше деньгами, чем кровью. Если это его машина, пусть обратно заберет. Ты доволен, он доволен, - всем хорошо.
- Он всегда был падалью, забудь. А про меня чего говорить… После всего, что уже было, мне никаких скидок не дадут.
Они посидели немного и вернулись. В большой комнате появился человек в желтой рубахе, еще недавно спавший на диване. Он надел штаны, причесался и умылся. Это был парень лет двадцати восьми по имени Сергей, благообразного вида, похожий на сельского дьячка, он носил темные аккуратно подстриженные усики, бородку и знал много политических анекдотов. Карина принесла большую сковороду с котлетами и кастрюлю с картошкой, открыли водку, Сергей сел за стол рядом с Грековым, стал есть и рассказывать анекдоты.
Греков, набравшись терпения, долго слушал, а потом сказал:
- При Сталине за эти рассказы тебе десятку бы дали. Без вопросов.
- Мне и сейчас десятку дадут, - сказал Сергей. - Без вопросов. А если с вопросами, - то больше.
Сергей сказал, что про политику он закончил, теперь можно про евреев.
* * *
Ужин показался Грекову бесконечно долгим. Он сидел напротив Карины, копался в тарелке, пил «нарзан» из стакана, осторожно поднимал взгляд и смотрел на нее, будто в жизни девушек не встречал. Карина надела розовую майку с коротким рукавом, под ней не было лифчика, ее грудь, приоткрытая кокетливым вырезом, казалась такой свежей и желанной, что он шмыгал носом и сглатывал слюну, как мальчишка. Она почти ничего не говорила кроме коротких реплик, ловила на себе взгляд Грекова и растягивала губы в странной полуулыбке.
Казалось, что его греховные желания она даже не читает, а чувствует кожей, без усилий. Не осуждает, а просто отмечает про себя: ты не лучше остальных мужчин, такой же банальный, самодовольный, привыкший к победам над доступными женщинами. Он продолжал бросать быстрые взгляды в разрез майки и думал, что он слишком стар для этой девочки, хотя и не хочется в этом сознаваться. Еще он думал, что брат поиграет Кариной, развратит ее до предела, как может развратить молодую женщину видавший виды уголовник, а потом бросит, как кость, своим корешам. Запоздало он заметил на нежной коже ее запястья татуировку, там был крестик, сердечко и чьи-то инициалы.
- Какая у вас наколка интересная, - брякнул он, не подумав. - Я у девушек редко видел такие штучки. Думал, что это только у зэчек встречается.
- А я была зэчкой, - просто ответила Карина.
Она посмотрела на него прямо, глаза в глаза, словно в душу заглянула, и по спине пробежал холодок, теперь Карина не казались красивой куколкой, которой играет его брат, такая особа собой играть не даст, сама кого угодно, даже тертого мужчину, запросто обломает.
* * *
Наконец Греков сказал, что устал после длинной дороги и поднимется спать в мансарду, на свое место, а с утра выедет в Москву. Он допил «нарзан» и пошел к лестнице, а Крапивин и Карина, казалось, смотрели ему в спину и едва сдерживали смех.
Наверху постель была застелена чистым бельем, влажным и холодным. Ночью он проснулся, будто кто-то толкнул, лежал и смотрел в потолок, вслушиваясь в ночные звуки, шорохи. Светившиеся стрелки наручных часов показывали без четверти три. Греков прислушался, ему казалось, что среди тишины шел чей-то разговор, или это ветер свистел. Он ворочался и хотел заснуть, но услышал, как внизу загремело ведро, а потом закричал человек. Сначала не очень громко, затем громче, еще громче...
Кажется, этот страшный нечеловеческий звук набрал силу и заполнил собой все небольшое пространство комнаты, а потом и всего дома. Крик затих, наступила тишина. Она продолжалась минуту или больше. Вроде, кто-то плакал. Потом человек снова закричал, с каким-то хрипом, надрывом. Остановился, опять закричал. Греков подумал, что конца этому не будет, накрылся одеялом с головой, но звук залез под одеяло, оказался рядом с ним. Греков закрыл уши ладонями и подумал, что зря не уехал вечером, слушать это ‒ выше человеческих сил. Он вылез из-под одеяла, сел на кровати и решил, что надо обуться и спуститься. Тут на смену крику пришел тонкий вой, потом хлопнул выстрел, за ним второй. Вой оборвался на высокой ноте. Больше ничего не было.
Уже под утро Греков забылся странным беспокойным сном и проснулся, когда занималась заря. Он полежал немного, прислушиваясь к тишине, оделся и спустился вниз. Тут было еще темно, будто ночь не ушла. На столе горела свеча, освещавшая незнакомого мужчину лет тридцати пяти с внешностью профессионального мясника, очень плотного, с сильной шеей и широкими покатыми плечами. Одетый в черный свитер с засученными по локоть рукавами, он сидел за столом и ел что-то из миски, прямо руками, вытирая жирные пальцы о полотенце.
Он поднял глаза на Грекова и сказал:
- Здравствуйте. Вы Роман Сергеевич?
Пришла глупая шальная мысль, что это комитетчик, Греков застыл возле лестницы, сердце дрогнуло.
- Он самый.
- А я Игорь, друг вашего брата. Недавно приехал.
Греков с усилием улыбнулся и подумал, что, если дальше так пойдет, его имя и отчество будут знать все уркаганы от Москвы до Питера.
- Понятно. А я вот в Москву собираюсь.
Греков умылся, ему казалось, что в комнате пахло не печным духом, а свежей кровью. Хотелось заглянуть за ту дверь, где видел связанного человека, но было страшно. И спрашивать не стал. Он присел к столу, здесь все было прибрано, ему оставили три вареных яйца и кусочек сливочного масла на блюдечке. Греков глянул на предплечье Игоря и увидел два свежих пятнышка крови, хотя, может это была грязь. Игорь перехватил взгляд и усмехнулся. Греков очистил яйцо, но есть не смог, встал, закурил у окна.
С тяжелым сердцем вышел на двор, открыл ворота и поехал обратно в город.
(продолжение следует)
Свежие комментарии